Чтобы иметь средства для отдыха, мы сдали бутылки. Амбалы ползали под нарами и собирали их, как грибы. Дядя Федя был ошеломлен вырученной от бутылок суммой.

И чего, спрашивается, мы работаем? - задумчиво спросил он,- Можно месяц прожить на бутылках.

Потом мы стали готовиться к танцам. По субботам в местном клубе танцы. Приезжает ансамбль из военно-спортивного лагеря для трудновоспитуемых подростков. Подростки тоже приезжают. Мальчики пятнадцати-шестнадцати лет. Получаются такие танцы, что с ума сойти.

В семь часов мы постучались в окошко к девушкам. Девушки уже накрасились и ждали нас. Мы призваны были защищать их от местных хулиганов. Местные хулиганы прибывали на грузовиках из соседних поселков. С ними прибывали девушки с распущенными волосами и в белых брюках.

Увидев наших девушек во всеоружии, я понял, что нам придется туго. По моим расчетам, местные хулиганы не должны были упустить такую добычу.

- Если будут бить ногами, закрывай лицо,- шепнул я Яше.

- А что, тебя уже били ногами? - поинтересовался Яша.

- Пока нет,- сказал я.

Я сбегал в наш сарай предупредить народ, чтобы были в боевой готовности, если чего. Народ в сарае играл в настольные игры. Мой клич был встречен без энтузиазма.

- Чего вы туда поперлись? - сказал дядя Федя.- Начистят вам фотокарточки, и вся любовь.

- Федор Степанович абсолютно прав,- сказал Лисоцкий.- Могут быть неприятности.

- Вы же сами говорили о физических упражнениях,- сказал я.- Современные танцы не настраивают лирически. Партнер и партнерша не контачат. Энергии они теряют вагон. Лучшее средство от любви.

- Не понимаю,- сказал Лисоцкий.- А Инна Ивановна тоже пойдет?

- Конечно,- сказал я.

- Не понимаю,- повторил Лисоцкий.

Когда я вернулся в клуб, наши уже плясали. Там было не протолкнуться. На сцене пятеро мальчиков в синих пиджаках с золотыми пуговицами чего-то кричали. По-английски. Трое с электрогитарами, один на барабане и один на электрооргане. Все как положено. Они были страшно серьезны.

Теперь танцуют коллективно. Так проще, потому что все равно неизвестно, где твоя партнерша. Я пригласил Наташу-бис, но она тут же потерялась в толпе, Я оказался в кружке девочек с распущенными волосами. Они выделывали что-то ногами, и плечами, и головой, а ручками ритмично поводили у лица. Как умывающиеся кошечки.

Я тоже стал дергать ручками у лица, И ножками шевелил очечь активно. Слава богу, девочки меня не замечали. Они были самоуглублены.

Грохот стоял такой, что я пожалел колхозных коров, находившихся неподалеку в своем коровнике. От такого грохота у них могло свернуться молоко. И вообще, они могли заболеть нервным расстройством. Нам-то что! А вот коровам это наверняка вредно.

Пока я думал о коровах, меня оттеснили дальше, и я стал прыгать рядом с местным хулиганом, который плясал что-то совсем уж замысловатое. Я позавидовал его координации. Руками он чертил окружности в разных плоскостях, а ногами стриг точно ножницами. Он взглянул на меня и чего-то разоткровенничался.

Во дают! - сказал он.

Неплохо,- ответил я вежливо. -

Потрясно! - заметил хулиган.

- Вы не знаете, что это за песня? - спросил я, чтобы поддержать разговор.

- Ай лав дифферент сабджектс,- сказал местный хулиган.- Битловая.

- Какая? - спросил я.

- Битловая,- сказал он. Вероятно, это означало высшую степень похвалы.

Грохот оборвался, и я снова нашел наших. От них шел пар. Яшу уже можно было выжимать. А на щеках девушек можно было жарить блины - так они пылали.

Тут снова запели какую-то содержательную песню. На этот раз по-русски. "Люди встречаются, люди влюбляются, женятся..." Такая элементарная схема жизненного процесса. "Мне не везет с этим так, что просто беда..."

Я пригласил под эту песню Тату. То есть как пригласил? Я взял ее за руку, притянул к себе и прокричал в ухо:

Пойдем танцевать?!

Тата что-то крикнула в ответ, и мы, не сходя с места, принялись прыгать, Я потом узнал, что мы танцевали шейк. Никогда не подозревал, что я умею танцевать этот танец. Рядом плясали амбалы. Все-таки городские амбалы лучше танцуют. Виртуознее. Яша умудрялся протаскивать Любу у себя под коленкой. Для этого он лишь слегка приподымал ногу. Они вытворяли штучки почище Пахомовой и Горшкова.

Потом все устали, и был объявлен перерыв. Для восстановления сил и выяснения некоторых отношений. Толпа высыпала на улицу курить. Кого-то уже ловили в темноте. Но нас пока не трогали. Присматривались.

Подошел Леша с местной девушкой. Отважный человек. Девушка мило улыбалась, но в разговор не вступала. Позже мы узнали, что она работает телятницей. Звали ее Элеонора. Для такого имени она была чуточку курносее, чем нужно.

- Отпусти Элеонору,- сказал я Леше.- Из-за твоей Элеоноры нам намылят шею.

- Пусть попробуют! - сказал Леша.

Мы вернулись в зал, и Леша демонстративно стал танцевать с Элеонорой прижавшись. При этом он холодно посматривал на Тату. Элеонора обхватила нашего Лешу руками за шею и повисла на нем, как полотенце. А Тата повисла на Яше. В буквальном смысле слова. Она тоже держала его за шею, но ноги у нее не доставали до пола. Яша таскал ее на шее, как хомут.

Тогда я пригласил Барабыкину. Ее еще никто из приглашал. Наверное, местные хулиганы принимали ее за чью-нибудь маму. Инна Ивановна прильнула ко мне немного по-старинному, но тоже достаточно плотно. И мы стали топтаться на месте, слившись в экстазе. Я чувствовал, как у меня из-под мышек текут струйки пота. Это было неприятно, потому что разрушало экстаз.

- Петя, пойдем на воздух,- сказала Инна Ивановна, коснувшись моего уха губами.

- Зачем? - спросил я.

- Жарко,- прошептала Инна, вкладывая в это слово много эмоций.

- Пойдем,- сказал я.- Только ненадолго. Мне нужно следить за порядком.

Мы вышли на улицу и сели на скамеечку под деревом. Мимо прошел какой-то тип, который нас внимательно осмотрел. Я подумал, что сейчас меня примут за кого-то другого. Меня часто принимают за кого-то другого. От этого одни неприятности.

Дети...- вздохнула Барабыкина.

- Кто? - спросил я.

Все,- сказала Инна Ивановна.- У них совершенно не развиты чувства. Как-то все примитивно просто.

Я молчал, соображая, куда она клонит.

Все-таки в наше время было не так... Правда?

Я не стал уточнять, какое время она имеет в виду. Поэтому на всякий случай кивнул. Инна Ивановна взяла мою ладонь и стала всматриваться, Не знаю, чего она там увидела в темноте.

Много увлечений,- читала она по ладони.- Но серьезен. Энергичен. Сильная линия любви...

И она сделала многозначительную паузу, не отпуская моей ладони.

Мне нравятся застенчивые мужчины,- сказала она.

С чего она взяла, что я застенчив? Что я не лез с нею сразу целоваться, что ли? А мне не хочется. Если бы хотелось, я бы полез.

На крыльцо клуба выскочил одуванчик Юра.

Наших бьют! - крикнул он и помчался за подкреплением.

Пришлось вернуться в зал. Хотя туда не очень хотелось.

Юра немного преувеличил. Наших еще не били. Просто человека три из местных стояли напротив Леши с глубокомысленным выражением на лицах. Бить или не бить? Между ними и Лешей происходили какие-то дебаты. Обычно это тянется от двух до десяти минут, пока кто-нибудь, устав от бесперспективности разговора, не съездит оппонента по уху. Нужно четко почувствовать этот момент. И бить первым.

Я протолкался в круг вместе с Барабыкиной.

- Ну, чего? - спросил я.

- А ничего! - ответил один из оппонентов.

- Ты чего? - сказал я.

- А ты чего?

- А ничего! - сказал я.

Разговор зашел в тупик. Никто ничего. Caмый момент бить по уху. А танцы, между прочим, шли своим чередом. Публика только освободила место для возможной драки. Барабыкина надвинулась меня грудью и умоляюще произнесла:

Петр Николаевич! Не бейте их, я вас npoшу. Они извинятся.

Оппоненты были озадачены. Во-первых, тем, что не они будут бить, а их будут бить. А во-вторых они никак не могли взять в толк, за что нужно извиняться.

Это за что же извиняться? - недоуменно спросили они.

За бестактность! - заявила Барабыкина.

Местные хулиганы совсем завяли от такого интеллигентного разговора.

Пошли, Генка,- сказал один.- Чего с ними связываться? Чокнутые какие-то.

В этот момент в зале появился ЛисоцкиЙ с красной повязкой дружинника в сопровождении дяди Феди и кое-кого из наших.

Для работников охраны общественного порядка ансамбль исполнит "Йеллоу ривер",- провозгласил мальчик со сцены.

И они завыли "Иеллоу ривер": "Желтая река" в переводе.

Мордобоя не получилось. Хулиганы отвалили в недоумении. Лисоцкий прошелся по залу в noвязке очень довольный собой. Потом Лисоцкий cнял повязку и пригласил Барабыкину. Он закружил ее, держа руку на отлете.

Я приглашал наших девушек в строгой очередности, чтобы не дать им привыкнуть к амбалам. Каждой я шептал что-то нежное. Для профилактики. Только Тате я почему-то не мог шептать нежного.

Все наши дружинники плясали. Только дядя Федя пристроился на стуле у стены и совершенно внезапно уснул. Под адский рев динамика.

Наплясавшись, мы разбудили дядю Федю и проводили девушек. Лисоцкий еще раньше исчез куда-то с Барабыкиной. Леша исчез с Элеонорой. Все-таки он достукается! Дядя Федя просто исчез.

Было три часа ночи. Фактически уже утро.

На следующий день, в воскресенье, мы отходили от танцев. За завтраком Лисоцкий был какой-то вялый. Он долго смотрел в кашу, шевеля ее ложкой, будто хотел там чего-то найти. Леша загадочно улыбался по поводу Элеоноры. Барабыкина смотрела на меня укоризненно. Тата была почему-то злая. Один дядя Федя был добрый. Он рассказывал, как мы вчера победили местных хулиганов.

После завтрака народ двинулся загорать и купаться. Я тоже спустился к озеру и зашел в кусты натянуть плавки. В кустах стояла Инна Ивановна. Она тоже чего-то натягивала. Ее сиреневый халатик валялся на траве. Инна Ивановна напоминала "Русскую Венеру" художника Кустодиева.

- Ах! - сказала Инна Ивановна.

- Елки-палки! - сказал я.- Простите...

Барабыкина не спеша продолжала натягивать купальник. При этом она смотрела мне в глаза гипнотически. Я застыл, как кролик под взглядом питона. Инна подошла ко мне и прошептала:

- Петя, я тебя не волную?

- Почему же...- пробормотал я.

- Пойдем купаться,- сказала она, дотрагиваясь до меня чем-то теплым.

- Плавки,- пискнул я.

- Надень, я отвернусь.

Дрожащими руками я натянул плавки, не попадая дырку для ноги. "Тоже мне Тарзан!--думал я,- супермен чахоточный!" Это я про себя.

Мы вышли из кустов и плюхнулись в озеро. На берегу сидела и лежала наша публика. Все, конечно, обратили на нас внимание. Яша сидел на камне с гитарой и пел только что сочиненную им песню о вчерашних танцах:

Танцы в сельском клубе.
Пятеро на сцене.
Я прижался к Любе,
Позабыв о сене.
Кто-то дышит сзади
Шумно, как корова.
Я прижался к Наде,
А она ни слова.
Знаю, в прошлой эре
Так не разрешалось.
Я прижался к Вере,
И она прижалась.
В этакой малине
Я совсем смешался.
Я прижался к Инне...
Тут я и попался!

Все дружно посмотрели на нас с Барабыкиной и заржали. Инна Ивановна чуть не потонула от возмущения. Она повернула голову к берегу и сказала:

Дурачье!

- Яша, я с тобой потом поговорю,- пообещал я. Все заржали еще пуще. А Тата подошла к Яше и демонстративно его поцеловала в лобик. Яша закатил глаза и рухнул на траву, вне себя от счастья.

- Бывают же такие любвеобильные начальники,-сказала Тата.

У меня вдруг свело ногу.

Тону,- сказал я не очень уверенно.

Барабыкина будто этого ждала. Двумя мощными гребками она приблизилась ко мне, схватила меня за руку и забросила к себе на спину.

Не надо,- сказал я.- Лучше я утону!

Молчи, глупыш,- нежно сказала Инна и поволокла меня к берегу. Я лег на траву и принялся растирать ногу. Барабыкина попыталась сделать мне искусственное дыхание. Я отказался.

Слух о том, как меня спасла Барабыкина, разнеся быстро. Все ее поздравляли. И меня тоже. Дядя Федя после обеда отозвал меня в сторону и сказал:

- Казимир нервничает.

- Собака? - спросил я.

- Лисоцкий,- сказал дядя Федя.- Я его давно знаю. Ему такие бабы страсть как нравятся. А тут ты встрял.

- Да я не хотел вовсе!

- Крути лучше с этой пигалицей, с Таткой. Она по тебе сохнет.

- Не хочу я ни с кем крутить! - заорал я.- Никто по мне не сохнет! Я задание выполняю, что бы они не влюблялись!